Звездолет с перебитым крылом  - Эдуард Веркин

А брат ее на беспризорника похож, только и глядит, что стащить. И что за имя такое странное?

Дружи с ними, сынок, дружи. Но не забывай про своего троюродного брата из Парфеньево, он тоже дружил-дружил, а они у него мотоцикл угнали, а он тоже три года копил.

Не будь дураком, скажет мать. Я пообещаю.

После чая отправились уже кататься. Если честно, мне самому хотелось на «Салюте», «Салют» это тебе не «Орленок» – и едет мягко, и руль удобный, и в случае чего соскочить с него сподручнее. Но как-то предлагать Анне «Орленка» я не решился, взял за рога «Салют», подкатил Анне.

Марк с уважением похлопал велик по седлу.

– Есть одна проблема, – сказала Анна.

Мы шагали по Водопроводной, мимо стадиона, мимо той самой канавы, мимо кучи крупного белого песка, которая лежала еще с зимы и которую постепенно растаскивали для цветочных горшков, на окраину шагали, на холм. Там кататься удобно, потому что длинный спуск.

– Есть одна проблема, – повторила Анна.

– Какая? – спросил я.

– Мы не катаемся, – вставил Марк, он шел, как всегда, рядом с Анной и держался за велосипедное седло.

– Мы не умеем кататься, – пояснила Анна.

– Как это? – не понял я.

– Мы никогда не катались на велосипедах, – сказала Анна.

– Почему? – глупо спросил я.

– У нас негде, – ответила Анна. – Там…

Она задумалась, а Марк объяснил.

– Пересеченная местность, – сказал он. – Сильно пересеченная, ямы. И набросано. Негде ездить, сразу упадешь.

– Это где это так? – спросил я.

– В лесу, – ответила Анна. – Ветром часто деревья ломает, дорог нет, только река, зачем нам в лесу велосипед?

Интересно, если они на велосипеде ездить не умеют, как они на мотоцикле собирались?

– Это несложно. Ездить то есть. Главное – двигаться – а как остановился, так и упал сразу.

Сказал я и дернул курок звонка.

Зря я это сделал. Марк восхитился и перекинулся от Анны ко мне, и теперь шагал рядом с моим «Орленком» и дергал за звонок. И каждый раз совершенно искренне впечатлялся. Дикие люди из тайги. Всю жизнь питались одной брусникой. Их можно понять, у них отец лесник.

Интересно, если их в лоб спросить, ответят? Про тайгу, про дичь, про пересеченную местность? Вряд ли.

Да и спрашивать в лоб почему-то не хотелось. У Анны есть тайна, очень хорошо. Вот у меня тайны нет, как лето, так хоть на стенку со скуки запрыгивай. А в следующем году отец грозится на месяц в плодоовощной совхоз загнать, вот где взвоешь, и не до тайн будет, какая тайна в турнепсе? Скучно. И все понятно, как дальше.

Дзинь, дзинь, я стал подумывать – не подарить ли Марку этот звонок? Пусть радуется. Губная гармошка у него есть, теперь будет еще в звонок звонить. А у меня еще на чердаке горн валяется помятый, если в него задудеть…

Представил, пожалел Анну.

Ее Марк ничуть не раздражал. Я, кстати, это подметил – она никогда не раздражалась. И не нервничала. Всегда спокойная. Жизнь в тайге успокаивает. Или привыкла.

– Я в четыре года ездить научился, – сказал я. – У меня такой велик был на пухлых красных колесах, я как сел, так и поехал. Правда, в забор врезался сразу. Там, куда мы идем, заборов нет, если падать решите, налево падайте, на песчаную дорогу, помягче будет.

– Хорошо, – кивнула Анна.

– Самое опасное, если в спицы что попадет – можно через руль вертануться.

– Покажи, – попросила Анна.

– Что? Как через руль?

– Нет, как ездить надо.

– Да это легко. Есть два способа, простой и еще проще. Смотрите.

На самом деле способы по-другому называются: с ноги и девчачий. С ноги – это когда левую ногу на левую педаль – толкаешься, ногу перекидываешь – и вперед. А девчачий – сначала на седло залазишь, потом толкаешься, потом уже ноги на педали.

– Ручного тормоза нет, ножной – просто на педаль назад нажимаешь.

Я показал как.

Марк тут же стал пробовать, и как-то у него получилось с первого раза, то есть сел – и поехал. Хотя у меня на «Орленке» седло высоко задрано, так что Марк ногами до педалей с трудом доставал. Ничего, катался стоя. И пока мы с Анной шли, он вовсю гонял вокруг и без конца звякал. Я предложил Анне попробовать на «Салюте», но она сказала, что сразу с холма покатится.

На холме гаражи и парк. Парк свежепосаженный, березы еще не выросли, гаражи новенькие, их к военному городку пристроили, у многих офицеров машины ведь есть. А бетонка уходит к подножию и в лес и представляет из себя две параллельные линии из бетонных плит. Они гладкие и на стыках вполне ровные, так что тут можно хорошенько разогнаться и не крутить педали. Перед гаражами все заасфальтировано, так что отсюда летать очень удобно, мы часто собираемся и вниз гоняемся. Один на правую полосу становится, другой на левую – и вперед. Опасно, конечно, если в колею между плитами попадешь, можно здорово навернуться, но, с другой стороны, у нас нигде так не разогнаться. До Стариково дорогу по три километра в год асфальтируют, не торопятся совсем.

– Высоко, – сказала Анна. – Необычный холм.

– Хорошая позиция, – сказал Марк.

– Это Данина гора, – объяснил я. – Тут становище татаро-монгольское было, на холме деревянный острог, а у подножия ров с водой, там сейчас огороды. Иногда археологи приезжают, копают там что-то…

Бамк!

Я вздрогнул.

Обернулся. Снова грохнуло. Справа над склоном расплылись и растворились в воздухе красные кляксы.

– Дробовики. – Марк тормознул и отчего-то понюхал воздух. – Шестнадцатый.

– Это охотничье общество, – пояснил я. – У них там дальше на горе кидалки такие стоят, они в воздух тарелки запускают, а охотники тренируются стрелять.

– Из дробовика по тарелкам… – разочарованно почесался Марк. – Ха.

Снова выстрелы, снова кляксы. Анна поморщилась.

– У нас отец охотник, – тут же добавил Марк и соскочил с «Орленка». – Охотой охотится. Я все калибры по звуку слышу, вот что.

– Потом можно пойти гильзы поискать, – предложил я.

– Гильзы? – Анна поглядела на меня удивленно. – Зачем кому-то гильзы?

– Так, интересно. Если бумажные, то незачем, конечно. А если латунные, то другое дело. Там на стрельбище пригорок есть, так что латунные скатываются иногда к оврагу. Из них потом можно блесен наделать.

– Блесен?

– Блесен, – подтвердил я. – Для зимней рыбалки. Режешь на полоски, потом припоем заливаешь… У Дюшки папаня делает, потом по двадцать копеек продает.

– Зимой рыба? – с большим сомнением спросил Марк.